Неточные совпадения
Началось
с того, что Волгу толокном замесили, потом теленка на баню тащили, потом в кошеле кашу варили, потом козла в соложеном тесте [Соложёное тесто — сладковатое тесто из солода (солод — слад), то есть из проросшей ржи (употребляется в пивоварении).] утопили, потом свинью за бобра купили да собаку за волка убили, потом лапти растеряли да по дворам искали: было лаптей шесть, а сыскали семь; потом рака
с колокольным звоном
встречали, потом щуку
с яиц согнали, потом комара за восемь верст ловить ходили, а комар у пошехонца на носу сидел, потом батьку на кобеля променяли, потом блинами острог конопатили, потом блоху на цепь приковали, потом беса в солдаты отдавали, потом небо кольями подпирали, наконец утомились и стали
ждать, что из этого выйдет.
— Превосходно изволили заметить, — отнесся Чичиков, — точно, не мешает. Видишь вещи, которых бы не видел;
встречаешь людей, которых бы не
встретил. Разговор
с иным тот же червонец. Научите, почтеннейший Константин Федорович, научите, к вам прибегаю.
Жду, как манны, сладких слов ваших.
Дама выслушала ее со вниманием. «Где вы остановились?» — спросила она потом; и услыша, что у Анны Власьевны, примолвила
с улыбкою: «А! знаю. Прощайте, не говорите никому о нашей
встрече. Я надеюсь, что вы недолго будете
ждать ответа на ваше письмо».
— Я уверен, — подхватил Аркадий, — что сына вашего
ждет великая будущность, что он прославит ваше имя. Я убедился в этом
с первой нашей
встречи.
Она замолчала, взяв со стола книгу, небрежно перелистывая ее и нахмурясь, как бы решая что-то. Самгин
подождал ее речей и начал рассказывать об Инокове, о двух последних
встречах с ним, — рассказывал и думал: как отнесется она? Положив книгу на колено себе, она выслушала молча, поглядывая в окно, за плечо Самгина, а когда он кончил, сказала вполголоса...
Клим получил наконец аттестат зрелости и собирался ехать в Петербург, когда на его пути снова встала Маргарита. Туманным вечером он шел к Томилину прощаться, и вдруг
с крыльца неприглядного купеческого дома сошла на панель женщина, — он тотчас признал в ней Маргариту.
Встреча не удивила его, он понял, что должен был
встретить швейку, он
ждал этой случайной
встречи, но радость свою он, конечно, скрыл.
Это меня немножко взволновало; я еще раз прошелся взад и вперед, наконец взял шляпу и, помню, решился выйти,
с тем чтоб,
встретив кого-нибудь, послать за князем, а когда он придет, то прямо проститься
с ним, уверив, что у меня дела и
ждать больше не могу.
— Он мне напомнил! И признаюсь, эти тогдашние несколько дней в Москве, может быть, были лучшей минутой всей жизни моей! Мы все еще тогда были так молоды… и все тогда
с таким жаром
ждали… Я тогда в Москве неожиданно
встретил столько… Но продолжай, мой милый: ты очень хорошо сделал на этот раз, что так подробно напомнил…
В Новый год, вечером, когда у нас все уже легли, приехали два чиновника от полномочных,
с двумя второстепенными переводчиками, Сьозой и Льодой, и привезли ответ на два вопроса. К. Н. Посьет спал; я ходил по палубе и
встретил их. В бумаге сказано было, что полномочные теперь не могут отвечать на предложенные им вопросы, потому что у них есть ответ верховного совета на письмо из России и что, по прочтении его, адмиралу, может быть, ответы на эти вопросы и не понадобятся. Нечего делать, надо было
подождать.
Вчера, 17-го, какая
встреча: обедаем; говорят, шкуна какая-то видна. Велено поднять флаг и выпалить из пушки. Она подняла наш флаг. Браво! Шкуна «Восток» идет к нам
с вестями из Европы,
с письмами… Все ожило. Через час мы читали газеты, знали все, что случилось в Европе по март. Пошли толки, рассуждения, ожидания. Нашим судам велено идти к русским берегам. Что-то будет? Скорей бы добраться: всего двести пятьдесят миль осталось до места, где предположено
ждать дальнейших приказаний.
Здесь
встретил нас Унковский и подговорил ехать
с ним в вельботе, который
ждал его в Напе.
В 10-м часу приехали, сначала оппер-баниосы, потом и секретари. Мне и К. Н. Посьету поручено было их
встретить на шканцах и проводить к адмиралу. Около фрегата собралось более ста японских лодок
с голым народонаселением. Славно: пестроты нет, все в одном и том же костюме,
с большим вкусом! Мы
с Посьетом
ждали у грот-мачты, скоро ли появятся гости и что за секретари в Японии, похожи ли на наших?
Но «этот монах», то есть тот, который приглашал их давеча на обед к игумену,
ждать себя не заставил. Он тут же
встретил гостей, тотчас же как они сошли
с крылечка из кельи старца, точно дожидал их все время.
На пароходе я
встретил радикального публициста Голиока; он виделся
с Гарибальди позже меня; Гарибальди через него приглашал Маццини; он ему уже телеграфировал, чтоб он ехал в Соутамтон, где Голиок намерен был его
ждать с Менотти Гарибальди и его братом. Голиоку очень хотелось доставить еще в тот же вечер два письма в Лондон (по почте они прийти не могли до утра). Я предложил мои услуги.
Лондон
ждет приезжего часов семь на ногах, овации растут
с каждым днем; появление человека в красной рубашке на улице делает взрыв восторга, толпы провожают его ночью, в час, из оперы, толпы
встречают его утром, в семь часов, перед Стаффорд Гаузом.
Несколько испуганная и встревоженная любовь становится нежнее, заботливее ухаживает, из эгоизма двух она делается не только эгоизмом трех, но самоотвержением двух для третьего; семья начинается
с детей. Новый элемент вступает в жизнь, какое-то таинственное лицо стучится в нее, гость, который есть и которого нет, но который уже необходим, которого страстно
ждут. Кто он? Никто не знает, но кто бы он ни был, он счастливый незнакомец,
с какой любовью его
встречают у порога жизни!
У тебя, говорят, мысль идти в монастырь; не
жди от меня улыбки при этой мысли, я понимаю ее, но ее надобно взвесить очень и очень. Неужели мысль любви не волновала твою грудь? Монастырь — отчаяние, теперь нет монастырей для молитвы. Разве ты сомневаешься, что
встретишь человека, который тебя будет любить, которого ты будешь любить? Я
с радостью сожму его руку и твою. Он будет счастлив. Ежели же этот он не явится — иди в монастырь, это в мильон раз лучше пошлого замужества.
В 1851 году я был проездом в Берне. Прямо из почтовой кареты я отправился к Фогтову отцу
с письмом сына. Он был в университете. Меня
встретила его жена, радушная, веселая, чрезвычайно умная старушка; она меня приняла как друга своего сына и тотчас повела показывать его портрет. Мужа она не
ждала ранее шести часов; мне его очень хотелось видеть, я возвратился, но он уже уехал на какую-то консультацию к больному.
Там уже стоит старик отец и
ждет сестриц. Матушка на крыльцо не выходит и
встречает сестриц в раскрытых дверях лакейской. Этот обряд
встречи установился
с тех пор, как власть в доме от тетенек перешла безраздельно к матушке.
Я всегда
ждал как бы чуда от
встречи с людьми, и это, может быть, была моя слабость.
И вот, когда полиция после полуночи окружила однажды дом для облавы и заняла входы, в это время возвращавшиеся
с ночной добычи «иваны» заметили неладное, собрались в отряды и
ждали в засаде. Когда полиция начала врываться в дом, они, вооруженные, бросились сзади на полицию, и началась свалка. Полиция, ворвавшаяся в дом,
встретила сопротивление портяночников изнутри и налет «Иванов» снаружи. Она позорно бежала, избитая и израненная, и надолго забыла о новой облаве.
Впрочем, солдат скоро успокоился. Их
встретила Харитина и как-то особенно просто отнеслась к нему. Она, видимо,
поджидала Галактиона и не могла скрыть своей женской радости, которую и обратила на Вахрушку. Кажется, никто так не умел обойтись
с человеком, как Харитина, когда она была в духе. Она потащила солдата в кухню и сама принялась угощать его обедом.
Князя
встретила девушка (прислуга у Настасьи Филипповны постоянно была женская) и, к удивлению его, выслушала его просьбу доложить о нем безо всякого недоумения. Ни грязные сапоги его, ни широкополая шляпа, ни плащ без рукавов, ни сконфуженный вид не произвели в ней ни малейшего колебания. Она сняла
с него плащ, пригласила
подождать в приемной и тотчас же отправилась о нем докладывать.
С появлением баушки Лукерьи все в доме сразу повеселели и только
ждали, когда вернется грозный тятенька. Устинья Марковна боялась, как бы он не проехал ночевать на Фотьянку, но Прокопию по дороге кто-то сказал, что старика видели на золотой фабрике. Родион Потапыч пришел домой только в сумерки. Когда его в дверях
встретила баушка Лукерья, старик все понял.
Поджидал весточки от вас, но, видно, надобно первому начать
с вами беседу, в надежде что вы [не] откажете уделить мне минутку вашего досуга, Вы должны быть уверены, что мне всегда будет приятно хоть изредка получить от вас словечко: оно напомнит мне живо то время, в котором до сих пор еще живу; часто
встречаю вас в дорогих для всех нас воспоминаниях.
Я сел сегодня за твой листок в ожидании Николая Николаевича Муравьева — его
ждут сегодня или завтра. — Опять повторяю тебе мое желание, чтоб ты
с ним познакомился. Он, без сомнения, сам сделает первый шаг, но я бы хотел, чтоб ваша
встреча не кончилась одним разменом китайских визитов. Ты
с удовольствием сблизишься
с этим живым существом.
Надо сказать, что, идя в Ямки, Лихонин, кроме денег, захватил
с собою револьвер и часто по дороге, на ходу, лазил рукой в карман и ощущал там холодное прикосновение металла. Он
ждал оскорбления, насилия и готовился
встретить их надлежащим образом. Но, к его удивлению, все, что он предполагал и чего он боялся, оказалось трусливым, фантастическим вымыслом. Дело обстояло гораздо проще, скучнее, прозаичнее и в то же время неприятнее.
Он ошибся именем и не заметил того,
с явною досадою не находя колокольчика. Но колокольчика и не было. Я подергал ручку замка, и Мавра тотчас же нам отворила, суетливо
встречая нас. В кухне, отделявшейся от крошечной передней деревянной перегородкой, сквозь отворенную дверь заметны были некоторые приготовления: все было как-то не по-всегдашнему, вытерто и вычищено; в печи горел огонь; на столе стояла какая-то новая посуда. Видно было, что нас
ждали. Мавра бросилась снимать наши пальто.
Она
ждала меня
с лихорадочным нетерпением и
встретила упреками; сама же была в страшном беспокойстве: Николай Сергеич сейчас после обеда ушел со двора, а куда — неизвестно.
Чувство это в продолжение 3-месячного странствования по станциям, на которых почти везде надо было
ждать и
встречать едущих из Севастополя офицеров,
с ужасными рассказами, постоянно увеличивалось и наконец довело до того бедного офицера, что из героя, готового на самые отчаянные предприятия, каким он воображал себя в П., в Дуванкòй он был жалким трусом и, съехавшись месяц тому назад
с молодежью, едущей из корпуса, он старался ехать как можно тише, считая эти дни последними в своей жизни, на каждой станции разбирал кровать, погребец, составлял партию в преферанс, на жалобную книгу смотрел как на препровождение времени и радовался, когда лошадей ему не давали.
«Отчего, — спрашивал он себя, — переменилась к нему Наденька?» Она уж не
ждет его в саду,
встречает не
с улыбкой, а
с испугом, одевается
с некоторых пор гораздо тщательнее.
— Это что, ученый-то человек? Батюшка мой, да там вас
ждут не дождутся! — вскричал толстяк, нелицемерно обрадовавшись. — Ведь я теперь сам от них, из Степанчикова; от обеда уехал, из-за пудинга встал:
с Фомой усидеть не мог! Со всеми там переругался из-за Фомки проклятого… Вот
встреча! Вы, батюшка, меня извините. Я Степан Алексеич Бахчеев и вас вот эдаким от полу помню… Ну, кто бы сказал?.. А позвольте вас…
Потом, помню, он вдруг заговорил, неизвестно по какому поводу, о каком-то господине Коровкине, необыкновенном человеке, которого он
встретил три дня назад где-то на большой дороге и которого
ждал и теперь к себе в гости
с крайним нетерпением.
Пораженный известием, я вскочил
с кровати, поспешно оделся и сбежал вниз. Думая отыскать дядю в доме, где, казалось, все еще спали и ничего не знали о происшедшем, я осторожно поднялся на парадное крыльцо и в сенях
встретил Настеньку. Одета она была наскоро, в каком-то утреннем пеньюаре иль шлафроке. Волосы ее были в беспорядке: видно было, что она только что вскочила
с постели и как будто
поджидала кого-то в сенях.
Скажу больше: вы не остались равнодушны ко мне; вероятно, иной вечер и вы меня
ждали, я видел радость в ваших глазах при моем появлении — и сердце у меня билось в эти минуты до того, что я задыхался, — и вы меня
встречали с притворной учтивостью, и вы садились издали, и мы представляли посторонних… зачем?..
Варвара Михайловна (просто, грустно, тихо). Как я любила вас, когда читала ваши книги… как я
ждала вас! Вы мне казались таким… светлым, все понимающим… Таким вы показались мне, когда однажды читали на литературном вечере… мне было тогда семнадцать лет… и
с той поры до
встречи с вами ваш образ жил в памяти моей, как звезда, яркий… как звезда!
С такими мыслями и чувствами покинул он луговой берег и переехал Оку. Когда Гришка обернулся, чтобы привязать челнок, глаза его
встретили жену. Она стояла, прислонившись к большой лодке, и, по-видимому,
ждала его.
Прошло два дня после возвращения рыбаков. В промежуток этого времени Петр неоднократно готовился приступить к отцу
с объяснением, но,
встречая всякий раз неблагосклонный взгляд родителя, откладывал почему-то свое намерение до следующего дня. Наконец он решился выждать водополья, рассчитывая, не без основания, что начало рыбной ловли авось-либо расшевелит отца и сделает его доступнее. То, чего
ждал Петр, не замедлило осуществиться.
Около белого, недавно оштукатуренного двухэтажного дома кучер сдержал лошадь и стал поворачивать вправо. Тут уже
ждали. Около ворот стояли дворник в новом кафтане, в высоких сапогах и калошах, и двое городовых; все пространство
с середины улицы до ворот и потом по двору до крыльца было посыпано свежим песком. Дворник снял шапку, городовые сделали под козырек. Около крыльца
встретил Федор
с очень серьезным лицом.
Литвинов
с возрастающим удивлением слушал Потугина: все приемы, все обороты его неторопливой, но самоуверенной речи изобличали и уменье и охоту говорить. Потугин, точно, и любил и умел говорить; но как человек, из которого жизнь уже успела повытравить самолюбие, он
с философическим спокойствием
ждал случая,
встречи по сердцу.
Дома Фому
встретили торжественно: отец подарил мальчику тяжелую серебряную ложку
с затейливым вензелем, а тетка — шарф своего вязанья. Его
ждали обедать, приготовили любимые им блюда и тотчас же, как только он разделся, усадили за стол и стали спрашивать.
Он присматривался к странной жизни дома и не понимал её, — от подвалов до крыши дом был тесно набит людьми, и каждый день
с утра до вечера они возились в нём, точно раки в корзине. Работали здесь больше, чем в деревне, и злились крепче, острее. Жили беспокойно, шумно, торопливо — порою казалось, что люди хотят скорее кончить всю работу, — они
ждут праздника, желают
встретить его свободными, чисто вымытые, мирно, со спокойной радостью. Сердце мальчика замирало, в нём тихо бился вопрос...
В большой тревоге
встретила монастырская братия рождество, потому что на праздниках
ждали наступления шайки Белоуса, о которой имели точные сведения через переметчиков. Атаман готовился к походу и только
поджидал пушек
с Баламутского завода.
Видя, что министр
встретил известие спокойно и даже
с улыбкой, сообщили и подробности: покушение должно состояться на следующий день, утром, когда он выедет
с докладом; несколько человек террористов, уже выданных провокатором и теперь находящихся под неусыпным наблюдением сыщиков, должны
с бомбами и револьверами собраться в час дня у подъезда и
ждать его выхода.
Некоторое время Якову казалось, что в общем всё идёт хорошо, война притиснула людей, все стали задумчивее, тише. Но он привык испытывать неприятности, предчувствовал, что не все они кончились для него, и смутно
ждал новых.
Ждать пришлось не очень долго, в городе снова явился Нестеренко под руку
с высокой дамой, похожей на Веру Попову;
встретив на улице Якова, он, ещё издали, посмотрел сквозь него, а подойдя, поздоровавшись, спросил...
Там меня
встретил аббатик, лет пятидесяти, сухой и
с морозом в физиономии, и, выслушав меня вежливо, но чрезвычайно сухо, просил
подождать.
Сашка улыбался, гримасничал и кланялся налево и направо, прижимал руку к сердцу, посылал воздушные поцелуи, пил у всех столов пиво и, возвратившись к пианино, на котором его
ждала новая кружка, начинал играть какую-нибудь «Разлуку». Иногда, чтобы потешить своих слушателей, он заставлял свою скрипку в лад мотиву скулить щенком, хрюкать свиньею или хрипеть раздирающими басовыми звуками. И слушатели
встречали эти шутки
с благодушным одобрением...
— Нельзя было, душа моя. Генерал просто меня прогнал;
встретил в лавках: «Что вы, говорит, сидите здесь? Я, говорит, давно для вас место приготовил». Я говорю: «Ваше превосходительство, у меня хозяйство». — «Плюньте, говорит, на ваше хозяйство; почтенная супруга ваша
с часу на час вас
ждет», — а на другой день даже письмо писал ко мне; жалко только, что дорогою затерял.
Если же никого не было дома, то я оставался и
ждал, разговаривал
с няней, играл
с ребенком или же в кабинете лежал на турецком диване и читал газету, а когда Анна Алексеевна возвращалась, то я
встречал ее в передней, брал от нее все ее покупки, и почему-то всякий раз эти покупки я нес
с такою любовью,
с таким торжеством, точно мальчик.
Пистолет заряжен и
ждет меня; я
с радостью
встречу смерть и
с адским хохотом закрою глаза свои.